Пюхтица – обитель любви и милосердия
Юлия Алексеева20.07.2016
За окном давно стемнело, и за временем уже перестали наблюдать, все-таки неблагодарное это дело. Мы сидим в монастырской гостинице за большим столом, пьем чай с постным пирогом и слушаем неспешный рассказ старенькой пюхтицкой монахини о жизни обители.
Люди, собравшиеся тем вечером, были из самых разных концов земли: это эстонка Елена, навсегда развеявшая мой миф о медлительности эстонцев, уж очень она суетлива и разговорчива; Мария, приехавшая из Финляндии, Наталья из Норвегии; конечно, питерские и московские паломники ну и я – дальневосточница. А место, в котором мы все оказались, – Пюхтицкий Успенский Ставропигиальный женский монастырь.
Как много хочется рассказать о нем и о седьмой ее настоятельнице, схиигумении Варваре, управлявшей обителью 43 года, об истории монастыря и о Святейшем Патриархе Алексии II - с раннего детства он полюбил Пюхтицу, считал ее своим домом, а впоследствии, будучи епископом Таллиннским, уберег обитель от разорения. О насельницах, которые всем улыбаются, о нынешней игумении Филарете, ее доброте, душевности и простоте в общении с паломниками.
Конечно, все мои чувства, эмоции, открытия невозможно передать на бездыханной бумаге, но и задачи у меня такой нет, мне бы хотелось лишь немного приоткрыть завесу пюхтицкого бытия, чтобы вы, наши читатели, в будущем сами нашли возможность познакомиться с этим удивительным местом, посетив его. Пюхтица заслуживает того, чтобы стремиться туда всей душой.
Итак, я прибыла на станцию Йыхви морозным декабрьским утром, далее - на такси минут сорок до деревушки под названием Куремяэ, что на эстонском означает «журавлиная гора». Со мной в машине ехали паломницы и участники конференции. Тут я должна сказать, что в монастыре ежегодно проходит международная практическая конференция, посвященная памяти седьмой настоятельницы - схиигумении Варвары (Трофимовой). Меня, как сотрудника епархиального отдела культуры, пригласили выступить с докладом о нашем культурном миссионерстве в колониях.
«Пюхтица» переводится на русский язык как «святое место». Эта обитель основана по благословению святого праведного Иоанна Кронштадтского. Он часто говаривал: «Идите в Пюхтицу, тут всего три ступени до Царствия Небесного».
Вот так бывает: стараешься жить по-умному, читаешь всякие важные книги, газеты, журналы, смотришь новости, передачи, пыхтишь, стараешься, корябаешь гелевой ручкой в ежедневнике, выписываешь-записываешь, подчеркиваешь-вычеркиваешь.... Пытаешься осмыслить и проникнуть, постигнуть и впитать... Чего-то понять, принять, перенять…
А потом однажды приедешь в Пюхтицу, увидишь всю эту простоту и, с первого взгляда даже вроде как может показаться, нищету, по сравнению с другими обителями: деревянные домики-келии, кое-где с приземистым входом, ставенки беленькие, зеленые елочки, туи…
И все… Ходишь потом счастливая. Все еще не умная, но – счастливая…
Оказавшись посреди монастырского двора, слышу голос монахини Сергии - главного организатора и вдохновителя конференции, в миру бывшей Татьяной Комиссаровой. Она доктор педагогических наук, профессор. Говорит: « Во-от, и дальневосточники прибыли. Мать Нектария, веди, веди, это наши». Идет мне навстречу, опираясь на тросточку, распростерши свои объятия для приветствия, старенькая монахиня Сергия, знавшая меня лишь по переписке, но встречающая как родную.
Мать Нектария, благочинная, всегда улыбающаяся, подхватывает мои вещи и несет в гостиницу под названием «Теремок». По пути заходим в домик игумении Филареты, передать гостинцы с хабаровской земли. В «Теремке» меня передают в заботливые руки матери Феофании, которая ухаживала за нами – гостями и участниками конференции – все пять дней.
Устроившись в келии, бегу на монастырское кладбище с букетом цветов, купленным еще в Москве, чтобы преподнести их той, что всей своей жизнью показала пример Любви и самоотверженного служения Господу, считавшей себя недостойной носить великое звание служанки Царицы Небесной, той, что была игуменией за святое послушание 43 года, – дорогой и сердечной матушке Варваре. Ее могила утопает в цветах, горят лампадки. Большой черный крест, под именем – скромная надпись: «Строительница», – а сколько за ней подвигов и трудов, как физических, так и духовных. Матушку называли игуменией всея Руси, и это так и есть. В свое время, когда в России были закрыты все монастыри и действующими оставались только Печоры и Пюхтица, сколько паломников, сколько духовных чад прошло через ее материнское сердце. Тысячи и тысячи людей, от великих государственных деятелей, представителей творческой элиты до простых паломников, – все находили место не только в ее игуменском корпусе, но и в сердце. Оставались в нем надолго, а порой и навсегда.
Возвращаюсь в «Теремок» счастливая и обласканная теплотой матушки, на крыльце встречает мать Феофания. «Скорей, скорей чай пить с пюхтицкими сладостями, я тебе кружечку матушки Варвары дам, с нее чаек пить будешь», – улыбается монахиня, как будто бы слышавшая мой молитвенный шепот на могилке.
Вот что я заметила: пюхтицкие насельницы всегда улыбаются. Паломнику, который приехал поклониться святыням обители на несколько дней, не всегда заметен тяжелый труд сестер, но еще более прикровенна молитвенная жизнь монастыря - источник сил, вдохновения и радости, который оставляет на лицах пюхтицких монахинь этот нездешний свет и эту неземную улыбку.
Признаюсь честно, утром не могу проснуться, проспав и молебен, и литургию, – разница во времени и усталость после долгой дороги дают о себе знать. Вбегаю в уже пустой Успенский собор расстроенная, в дверях встречаю благочинную мать Нектарию.
– Юлия, ну ничего, ничего, не переживайте, бегите в трапезную, там сейчас завтрак начнется, а на богослужение – вечером. Не унывайте – это главное, – говорит монахиня, протягивая мне большую Богородичную просфору.
– Мать Нектария, я недостойна, – бурчу, утирая слезы с лица.
– Ничего, ничего, бегите в трапезную, – улыбается благочинная.
На пути в Трапезный храм – да, именно храм, это первая церковь, в которой служил сам Иоанн Кронштадтский, там же была и первая трапезная монастыря, – встречаю матушку игумению. Благословляюсь и дарю ей книгу о нашей епархии. Она берет меня за руку, крепко сжимает: «Так это вы с Дальнего Востока! Я очень благодарна за подарки, которые мне передали, обязательно перед отъездом зайдите ко мне».
В половине восьмого вечера, после первого насыщенного дня конференции, после рассказа о нашей работе, который вызвал много вопросов у участников, после всех интересных обсуждений, предложений все-таки успеваю на вечернюю службу. Издали на меня смотрит улыбающаяся мать Нектария.
В храм заглядывает один из последних лучей заходящего солнца. Широкий и неожиданно теплый, он в одно мгновение успевает вызолотить киот и до сияния отполировать серебряный оклад старинной иконы Преображения Господня, а потом устремляется наискосок прямо к чудотворной иконе Успения, напоследок осветив огромный, в человеческий рост, букет цветов, благоухающий перед главной храмовой иконой всем пюхтицким разноцветьем. Благодать касается моего сердца.
Через несколько минут луч солнца, скользнув на прощание по гранитным ступеням собора, погаснет. Солнце скроется за одну из многочисленных туч, которые весь день похаживали над эстонским местечком Куремяэ, то и дело проливаясь на головы сестер и паломников сильным и резким, но кратковременным ливнем.
Сегодня служит батюшка, приехавший на конференцию в монастырь с Украины. Он медленно обходит храм, кадит перед каждым образом. Чуть дрожат от движения воздуха огоньки свечей перед большой иконой Владимирской Божией Матери. Высокая послушница в остроконечной связочке, неслышно скользя по храму, протирает стекла образов и тушит на подсвечниках огарки свечей.
Такие связочки, которые не увидишь больше ни в одном монастыре, послушницы получают не сразу. Сначала новых сестер благословляют носить темное платье, ряску и платок с открытым лбом, потом разрешают закрыть лоб, после – благословляют ношение четок и связочки, или, как здесь еще называют этот необычный головной убор, «колпачка». Затем сестер постригают в рясофор, вручают рясу и камилавку. Это иноческий постриг, при котором послушница изменяет имя. Многие инокини до самой смерти живут в монастыре без пострига в мантию.
Еще очень важная деталь пюхтицкого жития – это преемственность. Монастырь всегда славился своими старицами и непрерывной передачей монашеских традиций. В монастыре молодую сестру всегда селят в одну келию со старой монахиней, она за ней ухаживает, выполняя послушание келейницы, и впитывает все наставления и поучения старшей сестры.
Нужно отметить, что монахини охотно делятся историей монастыря, это я поняла из наших вечеров за чаепитием с матерью Феофанией в «Теремке». Вот уж где для меня была раскрыта, как книга с яркими рисунками, жизнь обители.
Конференция завершилась воскресным богослужением, все участники начинают разъезжаться, и монастырь затихает. Я с небольшой группой оставшихся гостей гуляю по обители.
Вон знаменитые пюхтицкие поленницы, заостренные, как связочки новоначальных сестер, а вот могила покровителей монастыря - эстляндского губернатора князя Сергея Шаховского и его супруги княгини Елизаветы, которая пережила мужа на сорок пять лет и в последние годы проживала около монастыря. В музее обители любовно хранится вышитая княгиней прекрасная скатерть с назидательными поговорками: «Не все сбывается, что нам желается», «Бойся Всевышнего, не говори лишнего», «Толк да лад, в том и клад».
Внутренняя жизнь монастыря скрыта от постороннего глаза. В обители сто десять сестер, еще шестеро – в Ильинском скиту в Васкнарве, часть трудится на послушаниях в Патриархии в Москве. В этом удаленном от крупных городов монастыре на северо-востоке Эстонии нет газового отопления, котельная работает на жидком топливе, а печи до сих пор топятся дровами. Большинство пожилых монахинь мучаются грыжей: еще совсем недавно приходилось пилить дрова двуручной пилой, грузить на сани и везти в монастырь. Сестры и пахали сами, и сеяли, и воду от источника на коромысле носили. Послушания на скотном дворе и на кухне тоже не из легких.
– Кто много трудился, легко умирает, – рассказывает нам монахиня. – Иная сестра еще вчера в бане парилась, утром в храм сходила, причастились, а вечером ее не стало. Тем же, кто нес легкие послушания, приходится потерпеть, поболеть, посмиряться.
В Пюхтице радушно и хлебосольно принимают каждого гостя, независимо от вероисповедания. Сюда едут лютеране и католики со всей Прибалтики, и многие принимают православие.
Перед вечерним богослужением мать Феофания ведет меня в игуменский корпус, благословиться в дорогу, – завтра рано утром мы с ней уезжаем в Таллинн. В дверях меня встречает келейница матушки и говорит, что она нас ожидает. Навстречу, с радушной улыбкой на лице, выходит игумения Филарета и приглашает пройти, я извиняясь и, не чувствуя под собой земли, прохожу в дом. Только подумать, этот корпус стоял со дня основания обители и в нем жили все семь настоятельниц, в том числе и моя дорогая матушка Варвара!
Игумения благословляет меня Пюхтицкой иконой Божьей Матери, дарит пакеты подарков, и конечно, я уже не могу сдержать слез.
- Деточка, это дом Царицы Небесной, поэтому так хорошо, приезжай в любое время.
В воскресенье на вечерней службе монахини поют акафист Успению Богородицы, это мое последнее богослужение в обители. Поэтому даю себе слово, несмотря на усталость, отстоять службу и помолиться на акафисте.
Мечтаю на прощание встретить и поблагодарить мать Нектарию, а она, как будто услышав мое желание, вырастает из ниоткуда в храме: «Всегда ждем, в любое время приезжай в обитель».
Вечером долго не могу уснуть, рассматриваю книги, подаренные игуменией, икону.
Рано утром меня будит мать Феофания, и мы вместе едем в Таллинн. На таллиннском автовокзале, несмотря на мокрый снег, долго стоим, не можем расстаться, монахиня многозаботливо причитает:
- Носи шапку и шарф, одевайся теплее, погода в это время в Эстонии обманчива, не разговаривай с незнакомцами, будь осторожна.
Долго-долго смотрела она на меня: как я достаю сумку из автобуса, заказываю такси, потом складываю все свои чемоданы в багажник подъехавшей машины.
- Может, останешься? Я бы этого хотела, - вдруг произнесла монахиня.
Я пожала плечами и улыбнулась в недоумении. Она, видя мое смущение, перекрестив, прошептала на ухо: «Только не растеряй все то, что получила в Пюхтицах».