Донецкая история

24.03.2016

Она увидела лицо войны, но не утратила веру. Выжила и смогла простить.

С Аллой мы познакомились в Свято-Петропавловском женском монастыре накануне Рождества. Из многочисленных паломников она практически ничем не выделялась. Разве что глубоким сосредоточенным взглядом и прерывистой речью – результат контузии, который невольно  выдавал случившееся с нею.

Эту историю, полную боли, страдания и в то же время веры и всепрощения, я могла не узнать, если бы не случайный разговор в монастырской трапезной.

- Наш монастырь в честь Иверской иконы Божией Матери расположен рядом с кладбищем, - сказала мне Алла. - Там был большой храм с колокольней, двухэтажный сестринский корпус с мансардой, трапезная, библиотека... Там я шила облачения для священников и монахинь.

- А где находится ваш монастырь?

- В Донецке.

- А сейчас что с ним?

- Разрушен. Матушка игуменья сама под обстрелом вынесла последнюю икону – Иверскую, написанную для монастыря афонскими монахами.

- Никогда не могла и представить себе, что окажусь на Дальнем Востоке, - продолжает она. - Ведь я родилась и всю жизнь прожила в Донецке. Дедушка был царским офицером. Участвовал в русско-японской войне. Во время Великой Отечественной войны папа в шестнадцать лет добровольцем ушел на фронт, вернулся в двадцать… калекой. Они нашу Родину защищали. А сегодня вышло так, что русские храмы оказались под обстрелом.

Донецк - очень красивый город. Всех восхищал современный аэропорт европейского уровня, православные храмы, музеи... Для меня ни один город с ним не сравнится. Но за последнее время его облик, как и сознание людей, сильно изменился. Все как в сказке Андерсена  «Снежная королева». Будто тролль разбил кривое зеркало, и осколки попали людям в глаза, в сердца и в головы.

По нашим домам лупили из «Града», «Смерча»… Но, наверное, не это самое страшное. Первый удар был от самых близких людей. Мы дружили с первого класса. Растили детей и внуков, ходили вместе на свадьбы, крестины, похороны. Что удивительно, в нашем кругу были еврейки, татарки, украинки, русские. Это никогда не мешало общению, но после переворота вдруг каждый вспомнил свою национальность. Всегда на Прощеное воскресенье мы собирались вместе, чтобы почтить память моего мужа. Но два года назад впервые мои подруги не пришли. Они сказали: «Ты – русская, и тебе здесь не место».

Когда обстрелы только начинались, мы еще не понимали, какая сторона стреляет. Только со временем научились различать. Раз, два, три, четыре, пять. Серия прошла. Пять умножить на три…  получается, что стреляют километрах в 18-ти от нас. Что в той стороне? Аэропорт. Скоро жди «ответа».

Когда вокзал не обстреливали, троллейбус ходил по всему городу. Если нет свиста, а просто грохот, то стреляют в районе аэропорта и шахты «Октябрьской» или в микрорайоне «Путиловка», а если уже свист слышно, то снаряды летят совсем близко. Самое главное - добраться до места работы до того, как снаряды начнут разрываться.

Во время одного из обстрелов  ракета упала на военный завод. От страшной ударной волны «вздрогнули» наши дома. Меня контузило. Первое время я не могла разговаривать, только мычала.

После того как мне оказали медицинскую помощь, подруга предложила перебраться в более безопасное место - больничный подвал. Там было много людей: старики, женщины, дети. Когда начинался обстрел, больных из операционной спускали вниз. Воду включали раз в сутки на полчаса,  чтобы люди могли сделать запасы.

В больницу привозили много раненых. Лечили всех: украинцев и ополченцев. Летом легко было их отличить: ополченцы в шортах, спортивных костюмах, тапочках-вьетнамках. Украинские солдаты были в форме. Их забирали сразу после того, как заканчивалась операция.

Много крови я видела, много плакала. В наше убежище привезли один раз на бронетранспортере мальчишечку. У него на шее, ниже уха, маленькая ранка, и кусок осколка, как коготь срезанный, впился в шею. Он умер на руках у врача. Осколок попал в сонную артерию. На следующий день приехала с Макеевки его мать. У нее лицо было такого цвета, как земля. Она вся почернела от горя.

Было страшно, но многие в это время обратились к Богу из самой глубины сердца. Когда обстреливали Калиновку, мы были в кафедральном соборе. Идет удар, и слышно, как земля отзывается грохотом. А люди стоят в очереди на исповедь и не уходят.

Все это время давала силы молитва. В самые страшные минуты Иисусова молитва держала меня, она жила во мне. Кажется, она не прекращалась даже во сне. Обстрел идет, а я все твержу «Господи, Иисусе Христе, спаси и помилуй мя грешную». Чем ближе стреляли, тем сильнее я молилась, срываясь на крик.

В больничном подвале постоянно читала акафисты иконе Пресвятой Богородицы «Аз есмь с вами, и никтоже на вы», святым царственным страстотерпцам. Иногда люди просили читать громче. Однажды, в то время как я читала акафист св. мученику царю Николаю II, вошел главный хирург. Он сильно ругался и хотел выгнать меня из больницы. Было страшно выходить на улицу, там все время стреляли. Всю ночь я твердила «Богородице Дево, радуйся». Утром наступила тишина. Тишина звенящая, непривычная для промышленного города, тем более в военное время. Все замерло. Было слышно даже, как капельки дождя падают на землю. На одном дыхании я добежала до дома, опустилась в подвал. И снова прогремели взрывы...

Удивительно, что из такой мясорубки я вышла живой.

Мне перестали платить пенсию. Для того чтобы получать ее, достаточно было написать заявление: «Прошу дать мне пенсию, потому что я проживаю на оккупированной территории». Я осталась без денег, потому что не смогла согласиться с этим.

Месяц просидела в подвале, потом жила у знакомых. В ДНР выдавали талоны на питание. Когда устроилась волонтером в благотворительный фонд «Поможем», то стала получать два пайка: как работник фонда и как пенсионер возрастом старше 65 лет. Эту провизию мы делили с семьей, приютившей меня.

Ежедневно в центре фасовали шесть тысяч пакетов с гречкой, сахаром, чаем, маслом… Мне давали самую легкую работу: открывать пакеты. За смену - 1500 штук. Я стирала пальцы и ногтевые пластины в кровь, обматывала их изолентой и на следующий день снова выходила на работу.

Так мы выживали, но это не могло долго продолжаться. В моей квартире не было света, тепла, воды. На полу россыпью лежали осколки снарядов. Я чувствовала себя чужой на своей земле. Сын с семьей уже уехали, нашли работу в Хабаровске и ждали меня. Внук остался воевать на стороне ДНР.

С двумя сумками в руках я пересекла границу. В одной был паспорт, акт на разрушенное жилье и другие документы, в другой – пара свитеров. На вокзале Ростова-на-Дону ко мне подошел полицейский, проверил документы и направил в Миграционную службу. Оттуда я попала в восстановительный центр Саратова.

Спустя месяц через Миграционную службу меня нашел сын. В Хабаровск я приехала на первой неделе Великого поста. Помню, был четверг, читали Покаянный канон святителя Андрея Критского. После общей исповеди все прихожане разошлись по своим батюшкам. К кому идти, я не знала. Смотрю, в самом уголке исповедует такой высокий худой монах. В нашем монастырском храме мы исповедовались у монахов, поэтому я и подошла к нему. Как потом оказалось, этим монахом был митрополит Игнатий.

Владыка мне сказал: «Проси у Бога, чтобы Он помог простить. С этим нельзя жить».

И я просила. Долго просила. Больше года. Сначала через силу, думала, что не может такого быть, чтобы все прошло. Ведь меня долго душила обида. От воспоминаний перехватывало дыхание. Я физически ощущала камень на сердце - будто он врос в меня.

А теперь нет ничего. Мне легко. Я простила. Сказано: «…прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»; и еще: «…волос не упадет с головы вашей без воли Божией», - значит, все, что произошло, мне нужно было пережить. И пусть попал им осколок в глаз, но я верю, что придет время и он вымоется слезами покаяния.

В Хабаровске мне выделили комнату в пункте временного размещения в общежитии Судостроительного техникума. Как же радостно было узнать, что буду жить в доме, где есть храм. Так я стала прихожанкой храма апостола Андрея Первозванного. Через три месяца закончилось время моего пребывания в ПВР, к этому времени мы оформили вид на жительство и подыскали съемную квартиру. Промыслом Божиим, жилье нашли рядом с нашим храмом.

Сегодня я благодарю Бога за каждый прожитый день. Удивительно, как много вокруг добрых, отзывчивых людей. Прихожане собрали средства на лекарства, приносят продукты домой. В монастыре я попала на настоящий «духовный пир». Это ли не подарок от Бога, утешающего нас после тяжелых испытаний.

Марина Шабалова

"Образ и подобие"