«Добрые дела молодёжки изменили мою жизнь»
Информационный отдел Хабаровской епархии27.03.2022
Я пришла на «молодёжку» в 2006 году, и для меня самым важным событием были прогулки с детьми в «Доме ребенка», на которые молодёжкинцы начали ходить с 2009 года.
…Одним воскресным днем, согретая апрельским солнцем и разбавленная капелью, я стояла во дворе Детского Дома. Дом был двухэтажным, со всего периметра крыши часто капала талая вода. Как будто лились слезы живущих там детей. Капли, дырявя сугробы под окнами, звучали. Тихая живая музыка. Слезы и музыка. Боль (от того, что их бросили) и радость (от того, что живут).
На двери группы была табличка: «Жемчужина». Мы зашли туда вместе с Николаем Геннадьевичем Аленишко – активистом молодёжного движения. В этой группе находились младенцы-инвалиды. Лежачие. Жемчужины душ, спрятанные в скрюченных телах-раковинах. Недоверчивый взгляд тех, кто может смотреть. Мягкие ладони сначала ощупывают, проверяют, после разрешают прижать к сердцу тело. Будто поломанные игрушки, а прижмешь — становятся целыми.
Одну из девочек-инвалидов звали Кристина, ей шел 5-й год. Ее руки и ноги были скрючены, и каждые пять минут ребенка охватывали судороги. От боли она прокусывала до крови нижнюю губу. Но терпела. Девочка была легкая, можно сказать «живые мощи», и мы ходили с ней гулять без коляски. Николай Геннадьевич пел ей молитвы на ушко, и она слышала его. Я потом стала делать также. Носила ее на руках на улицу. Судороги выгибали ее на моих руках, она прижимала кулачки к сердцу и смотрела слепыми глазами в небо. Когда на нее падали лучи солнца, она улыбалась. Когда я пела ей на ушко «Богородице Дево», она улыбалась. Когда дул ветерок, она улыбалась. Несмотря на постоянную боль, Христина светилась пасхальной радостью. Она была в эти моменты сильнее всех. Иногда она пела. Тихо, как апрельская капель, успокаивая меня и ограждая от всякой страсти.
В тот первый день мы погуляли с детками, Николай Геннадьевич ушел, а я немного задержалась, настал час ужина, а в группе была одна медсестра. Я решилась помочь, хотя до этого никогда не кормила детей с бутылочки. Так на моих руках оказался толстячок Егор. У него был синдром Дауна. Через некоторое время в Доме ребёнка было Крещение детей, и я стала восприемницей у Георгия – такое имя ему дали при Крещении. Ему было 8 месяцев. Мальчик родился тяжелым, со сросшейся прямой кишкой. В 8 месяцев он еще не держал голову и был неулыбчивым толстяком. До купели я его еле донесла, он с головой не помещался на моих руках. Мокрый ангел после Таинства уснул на моих руках.
Я видела, как Гоша рос. Он перенес несколько операций. В два года малыш не мог самостоятельно садиться, ел только смеси, обычная еда ему была противопоказана, его достижением было умение ползать и держать в руках погремушку. Ему было очень больно жить, больно есть и дышать, но больше всего ему было больно, что рядом нет мамы. Которая помогла бы забыть боль. В минуты моих встреч с крестником я, как никого другого, не могла простить эту маму.
А в один летний воскресный день я увидела, как Гоша грелся на руках одной женщины. Своей мамы. Она приехала к нему. Она и раньше была у него, но мы не встречались. Она ворковала ему на ухо, радовалась, что он не один, благодарила за что-то меня, просила прощения у сына, рассказывала, как ждала Егора, как врачи в маленьком далеком поселке умоляли отказаться от тяжелобольного ребенка, что они не смогут оказать ему никакую помощь, а тут в краевом центре под присмотром опытных педиатров ему будет лучше, как она ехала к нему почти двое суток на двух автобусах, как она не может понять, за что мучается ее ребенок. А Егор, забыв на время про боль, что- то лепетал в ответ. Про то, что физическая боль переносима, а вот духовная причиняет большее страдание, про то, что он простил маму и очень рад ее приезду, что он не любит ее слез, а любит ее нежный голос, что вчера на прогулке он видел красивый цветок и сразу понял, что скоро приедет мама, и он хотел бы показать и маме этот цветок.
Совершенно случайно, через три года я узнала о смерти Егора: я ходила в школу приемных родителей, которую также посещала медсестра «Дома ребенка», она рассказала историю, что у них умер накануне тяжелобольной малыш, и подтвердила его имя и фамилию.
Свою будущую дочку Илону я тоже встретила на прогулке в Доме ребенка. И эта встреча настолько изменила мою жизнь, что я не чувствую того «подвига», что мне вменяют. Когда Илона делает что-то невозможное для своего диагноза, я чувствую, что Господь рядом с нами. И я верю, что, когда Господь посылал Илону на землю, Он шепнул ей: «Ты мое самое любимое дитя. Когда ты родишься, тебе скажут, что ты никому не нужна, не верь им и борись. У тебя будет сложная задача — научи людей быть счастливыми просто так. Когда человек увидит тебя, он испытает страх стать отвергнутым и обреченным, он задумается о том, что ему дорого, вспомнит свое детство, вспомнит Меня, вспомнит, что Я шептал ему перед рождением, вспомнит, зачем Я его послал сюда. Помоги им измениться. Я буду всегда рядом с тобой, не бойся ничего».